Всякий человек, перемещающийся по земле Калининградской области, в прошлом северной части германской провинции Восточная Пруссия, может наблюдать бесконечную череду лесов, испещрённых просеками, бескрайних полей с канавами и озёрами, холмов и заброшенных дорог, жилых и нежилых посёлков, хуторов и форверков (называемых у нас почему-то фольварками).
Проезжая периодически по одному из наших многочисленных шоссе, я обращал внимание на типичный фольварк, густо обсаженный рядами деревьев по сторонам его квадрата.
Отличие его от других состояло разве что в трубе, которая виднелась среди крон, да и то лишь с поздней осени по раннюю весну, когда меньше листвы. Наличие трубы меня не удивляло – это мог быть один из многочисленных старых немецких кирпичных заводиков.
Однажды в беседе со старожилом области (назовём его Иваном Кузьмичём) неожиданно для меня речь зашла об этом месте. – А ты знаешь хутор с трубой? – спросил Кузьмич. – Знаю,- ответил я. – Так вот, там под землёй находится немецкий слад ГСМ, а труба предназначена для вентиляции, — огорошил меня собеседник. – И ещё: много там погибло наших пленных… Правду сказать, слова Кузьмича вызвали у меня лёгкий шок. Дело в том, что до этого он мне уже рассказывал о трёх крупных нацистских хранилищах, а также о тайнике пастора одного из церковных приходов, и та его информация полностью подтвердилась. Кузьмич не подавал заявлений о находках в госорганы, считая это пустой бесполезной тратой времени. — Всё равно нашему государству ничто это не нужно — так не без оснований считает он. Надо сказать, что Кузьмичу неплохо должно быть знакомо это место с трубой, так как 18-летним пареньком он начинал свою трудовую биографию монтёром узла связи в этом районе и жил в посёлке неподалёку. К тому же я его знаю, как серьёзного человека, не бросающего зря слов на ветер. Поэтому я наметил поездку туда на ближайшее время, тем более, что данный разговор случился в мае, и время для выезда было вполне благоприятное.
Задумано – сделано. Дней через десять я подъехал к фольварку. Съезд с шоссе к нему оказался перерезан кюветом, и я направился к углу квадрата деревьев пешком.
Только в одном месте, в углу, в плотных рядах деревьев был небольшой разрыв, куда и вела меня едва заметная грунтовая дорога. Приблизившись к въезду на фольварк почти вплотную, я невольно застыл, как вкопанный, потому, что слева среди свежей зелени у земли началось какое-то большое быстрое движение. Присмотревшись, я увидел стаю из примерно семи собак, которая поднялась с земли и молча поспешно начала удаляться влево по лесополосе. Интересно, что все псы располагались по росту: впереди бежала маленькая серая собачка, похожая на болонку, а замыкал колонну самый большой и лохматый из них. Странно, сказал я себе, жилья здесь нет километра на четыре в округе, чем же они питаются, да и не лают они, как другие их собратья. Для поисковика встреча со стаей собак обычно не сулит ничего радостного, а эти так вот на удивление тихо ретировались от меня… Я вошёл внутрь квадрата и ещё раз посмотрел налево, уже с другой стороны зелёной изгороди. Серовато-коричневые бока псов помелькали немного и исчезли где-то в районе другого угла. Прошёл к трубе, осматривая попутно территорию. – Странный, нетипичный какой-то заводик. Вряд ли кирпичный, но явно и не верхушка подземного хранилища ГСМ, — сказал я себе.
Сооружение было выполнено из монолитного бетона, со скобами, ведущими к концу трубы. Внизу было подобие печи с широким проёмом двери, по бокам вокруг неё располагался ряд комнат. – Похоже на своеобразный барак, однако, — подумал я тогда. Никогда прежде мне ещё не приходилось встречать бетонные бараки.
Недалеко от барака имелся фундамент небольшого кирпичного строения, изрядно заросший ивняком и кустарником. На этом моё первое обследование Региттена и закончилось.
Справка
Региттен. Сейчас это поселок Краснополье, в составе муниципального образования Гурьевского городского округа Калининградской области. (Региттен до 1946; Шперлингс до 1946, Петровка до 2000 года). Региттен основан в 1405 году.
Лет через пять на работе со мной внезапно заговорил о Региттене один из отдалённо знакомых коллег. Почему произошёл этот разговор – для меня загадка до сих пор. – А я раньше жил в Кистенёвке, — начал он. – Знаю хорошо Кистенёвку, бывший немецкий Коммау, — ответил я. – Я там ходил по фундаментам домов, видел зарастающий пруд и собирал яблоки в саду. – Лет семь назад в посёлок приезжал пожилой немец, живший в нём во время войны,- ничуть не удивившись моему знакомству с Кистенёвкой, продолжил собеседник. — Немец рассказал, что Региттен, что в трёх километрах отсюда – это страшное место, где находился концлагерь и где узников сжигали в печи.
– Много русских мужчин погибло там. Когда ветер бывал с той стороны, нам трудно было дышать от этого запаха,- закончил немец. Потом гость долго молчал, попрощался и уехал. У меня по телу пробежали мурашки. К тому времени я уже знал, где на самом деле в этих местах нацисты построили подземный склад ГСМ и хранилище награбленного. Так разрозненные фрагменты вдруг сложились в единую картину. Здесь, в Региттене, узники работали на хозяина имения – старого прусского юнкера, участника Первой мировой, ярого сторонника национал-социализма и Гитлера. Отсюда их увозили нацисты и на строительство склада и тайника, отсюда они отправлялись в свой последний путь дымом из трубы жуткого бетонного барака-печи. Что ж, я решил вновь посетить это страшное место, чтобы посмотреть на него другими глазами, благо, что на дворе стояло бабье лето.
По пустынным осенним шоссе я быстро добрался до Региттена. Каково же было моё удивление, когда история с псами полностью, до мельчайших деталей, повторилась.
За пять лет псы нисколько не изменились и лежали на том же месте! Разница была только в цвете листьев на деревьях. Мистика… Огляделся по сторонам. Псы, как и в первый раз, куда-то исчезли в углу фольварка — концлагеря, темнеющее глубокое синее небо было необыкновенно чистым, кроны деревьев уже стали полупрозрачными. Почему-то были безмолвны и птицы. Кругом была мирная жизнь, воевать за которую уходили на фронт те, кто сложил голову в этом лагере. Помянув погибших здесь от рук нацистов людей, я вспомнил свою встречу с другой стаей собак, противоположного поведения по отношению ко мне, в окрестностях усадьбы гауляйтера Эриха Коха Гросс Фридрихсберг.
Ту стаю оголтело лаявших псов я как-то сразу окрестил про себя «собаками Коха». Собаки перекрыли мне путь, кружась в отдалении с оглушительным лаем и рычанием. Однако я заметил, что они не решаются переходить в наступление, держась на дистанции метров в тридцать от меня. Это обстоятельство поначалу позволило мне медленно продолжить движение и продвинуться вперёд ещё метров на сто. Но с каждым моим шагом бешеный хоровод стаи среди стволов деревьев начал убыстряться, а лай становился всё более ожесточённым и угрожающим, переходящим в истошный визг. С похожим упорством сражалась насмерть в этих местах немецкая линия обороны, над останками защитников которой дрожат ныне от свежего балтийского ветра кресты из прутиков, поставленные чёрными копателями… В конце концов, я не выдержал возрастающего давления и решил отложить исследование на другой день. И я подумал, стоя рядом с бараком: уж не души ли погибших воинов переселились в эти две стаи псов?
Кто знает, может быть, молчаливые псы Региттена не покидают его потому, что ждут, когда погибших здесь узников помянет добрым словом их Отечество, когда на этой земле закончится наступившее безвременье, когда к россиянам вернётся историческая память – во имя ушедших, живущих и будущих поколений…
Николай Шумилов
Руководитель регионального объединения «Белый поиск», координатор общественного движения «За возвращение сокрытых нацистами национальных культурных ценностей».
Не вооруженным глазом видно, что это крематорий