Сапожник без сапог

30-летний увалень Петер работал подмастерьем в одной из сапожных мастерских Кёнигсберга. Башмачником парень был не ахти каким хорошим, но мастер закрыл на это глаза.

Петера взяли “по квоте”: в мастерской трудилось много голландцев, а по правилам того времени их обязательно следовало “разбавлять” местными пруссаками.

В общем, Петера держали на работе в основном из-за происхождения, и он так и не смог подняться выше уровня младшего подмастерья.

Петер вообще был со странностями: часто замирал с молотком в руке, смотрел в потолок и что-то бубнил под нос. Однако человеком он был высокодуховным, регулярно посещал церковь и любил истово молиться.

Вот только из бедности Петер никак не мог вылезти. Жил одиноко в нищенской каморке на чердаке, питался плохо, ходил в обносках и даже башмаки носил дырявые. Окружающие над парнем посмеивались, но без злобы — непутёвый, что с него возьмёшь!

Церковные склоки

В середине XVII века большинство жителей Кёнигсберга были лютеранами.

Идеи реформации проникли в курфюрство Восточная Пруссия почти сто лет назад и получили широкое распространение. Простым людям импонировало стремление Мартина Лютера сделать церковь ближе к народу — менее богатой и помпезной, чем у католиков. Но вскоре раскололось и само реформаторское движение: лютеране в пух и прах разругались с другими протестантами — кальвинистами.

Разногласия в сущности были пустяковыми. Лютер, к примеру, считал, что из церквей “следует убрать всё, что явно противоречит Библии”. А Жак Кальвин полагал, что из храмов нужно “убрать всё, в чём нет необходимости по Библии”.

“Принципиальный” спор зашёл так далеко, что глава лютеран отказался подавать главному кальвинисту руку и заявил, что не может воспринимать его “ни как единоверца, ни как брата, а только как представителя грешного рода человеческого”.

В Кёнигсберге оказалось достаточное число поклонников Кальвина, что всколыхнуло интерес к богословским дискуссиям и привело к серьёзным ссорам среди “братьев во Христе”.

Ангельские песнопения

Петер очень внимательно слушал аргументы теологов обеих сторон и… был согласен с каждым! Башмачник всё больше погружался в религию. В мастерской он при каждом удобном случае откладывал работу и брал в руки Библию. Не мудрено, что скоро парня вышвырнули на улицу.

Некоторое время Петер пропадал на своём чердаке: исхудал, осунулся, глаза его приобрели нездоровый блеск. И вот летом 1636 года башмачник вышел из своей каморки и с распятием в руках и отправился в церковь.

— Слышу! — орал Петер на всю улицу. — Ангелы небесные поют мне песнопения свои! Хорошо слышу!

У входа в церковь башмачник поднял над головой крест и громогласно объявил: “Я есмь Бог-отец! Бог-сын подтвердил это, а сам диавол признал мою власть над миром!”

Петера скрутили и отволокли в кутузку.

Император Московии

Надо сказать, что время тогда было революционное: на свет появились идеи великой культурной ценности.

Коперник, в противовес церкви и древней науке, указал Земле более скромное место, наряду с другими планетами; Везалий издал свою “Великую анатомию”, составленную на основании многих сотен самостоятельных вскрытий; Гесснер и Цезальпино составили первую классификацию животных и растений, а Галилей заложил фундамент научной механики.

Не осталась в стороне от прогресса и медицина. В 1635 году врач Даниэль Швабе провёл в Кёнигсберге уникальную по тем временам операцию. Он извлёк из желудка крестьянина Грюнхенда нож длиной 17,5 сантиметра. Как мужику удалось проглотить столь длинный и острый предмет — загадка. Но успех хирурга налицо.

Первые робкие шаги начала делать психиатрия. Врачи того времени занялись классификацией душевных расстройств. Уже были описаны случаи “бредовых идей богатства и власти”.

Уроженец Женевы Теофил Боне привёл в своей книге массу примеров подобного рода: ювелир, который в первую половину года здоров, а во вторую — считает себя царём; купец, уверявший, что он король Польши; столяр, веривший, что он император Московии, имеющий 700 наложниц, и тому подобное.

Случай с Петером вполне укладывался в уже известный медицине перечень симптомов душевного недуга. Но тут своё слово сказала церковь.

Поленом во влагалище

И католическая, и протестантская, и православная церкви находились в очень сложных отношениях с нарождающейся психиатрией.

С одной стороны, существовало немало религиозных фанатиков, по которым давно дурдом плакал. Тем не менее, эти люди весьма почитались священниками, а некоторые из них даже были возведены в ранг святых.

Например, святой Симеон “сознательно разводил червей в язвах телах своего”, для чего активно натирался собственными экскрементами. А святая Анжела прославилась тем, что регулярно прижигала себе влагалище горящим поленом — хотела “избавиться от огня сладострастия”.

Мы уже не говорим о полчищах разного рода “дурачков”, “блаженных” и “юродивых”, особо почитаемых на Святой Руси.

Происки дьявола

С другой стороны, массу психически нездоровых людей церковь признавала “одержимыми дьяволом” или еретиками. В преследовании таких несчастных особо отличились католики.

Крайне благодарным материалом для инквизиторов были депрессивные больные с идеями самообвинения. Параноики тоже давали отличный повод к “демонологическим” подозрениям.

Нередко сами больные (например, с бредом преследования) выступали в роли неутомимых доносчиков и яростных обвинителей. На заседаниях судебных трибуналов фигурировали и шизофреники. Как, например, некий Зон, называвший себя сыном божьим и осуждённый в Реймсе к сожжению на костре.

“Казнить смертью”

Не менее усердно “с влиянием дьявола” принялись бороться лютеране и кальвинисты.

— По моему мнению, — поучал Лютер, — все умалишённые повреждены в рассудке чёртом. Если же врачи приписывают такого рода болезни причинам естественным, то происходит это потому, что они не понимают, до какой степени могуч и силён чёрт…

Понятно, что по отношению к таким больным Лютер рекомендовал самые радикальные меры: “их необходимо без промедления казнить смертью, я сам стал бы охотно их жечь”.

Вырвали язык

“Христианская вера” в Кёнигсберге была в ту пору значительно сильней науки, и участь башмачника Петера оказалась предрешена. В один из погожих летних деньков 1636 года под колокольный звон обвиняемый предстал перед кнайп­хофским городским судьёй. На скамье подсудимых Петер продолжал твердить о Боге-отце и ангелах, чем вызвал искреннее возмущение благочестивых горожан.

Говоря современным языком, башмачник грубо оскорбил чувства верующих. Под возгласы всеобщего одобрения, судья присудил вырвать Петеру язык, затем обезглавить, а труп сжечь.

Перед смертью бедняга горько и безутешно рыдал. Но не над своей участью, а над “грехами всего заблудшего человечества, решившего убить самого Бога-отца”.

 

А. Захаров

 

Источник: http://www.rudnikov.com/article.php?ELEMENT_ID=28930

Оставьте комментарий

Пожалуйста напишите Ваш комментарий!
Введите ваше имя